Академия

Мы любили искать границы. Она — хрупкая, гибкая, с повадками дикого животного и воображением языческого жреца — обожала опасность, свет, текстуры кожи и пыль на стекле. На этот раз мы забрались в руины старой академии. Заброшенные аудитории, облупленные ангелы на стенах, тишина, в которой будто слышался шёпот ушедшей эпохи.


Она позировала в образе Кали — богини разрушения, двигаясь обнажённая среди граффити и битого кирпича. Я снимал, не вмешиваясь, как документалист на грани вторжения.


Увлечённые атмосферой, мы вышли за рамки фотосессии: Я протянул ей плеть, с вычурной рукояткой, грубо и нарочито напоминающей фаллос — не просто как атрибут, а как символ власти и подчинения. Не сводя с меня взгляда, она вытянулась, расставив ноги и не сгибаясь медленно ввела её в себя. Движения были торжественные, почти обрядовые. Я продолжал снимать, зачарованный.


И тут — хруст. Мы обернулись. В проломе стояла пара подростков. Глаза — широко распахнуты, полны того странного, неприкаянного интереса, который бывает у тех, кто случайно заглянул в другой мир.


Я подошёл, вынул плеть, вложил её себе в ладонь — и, не говоря ни слова, провёл по её спине. Потом — резкий щелчок. Ещё один. Она изогнулась красиво, почти театрально. Всё было на грани.. она приняла удар — не как наказание, а как часть ритуала. Я порол её — ритмично, сдержанно, выверено. Как художник, наносящий мазки на живое полотно.


Они исчезли так же тихо, как появились...


Она лежала на досках, словно после обряда. А я, впервые за долгое время, почувствовал настоящую тишину.