Свет и тьма Воронежа

Таня проснулась от странного зуда в спине. Она выгнулась и потянулась, чтобы почесаться, но вместо рук ощутила тонкие, почти невесомые тюлевые крылья. В зеркале напротив двуспальной кровати отразилась не её привычная фигура — сутулая, с короткими бесцветными волосами и вечно усталыми глазами, — а моль. Серая, с пушистыми усиками и глазами, похожими на две черные бусины. Воронеж за окном шумел своим обычным утренним гулом: маршрутки деловито попердывали, сосед сверху снова сверлил что-то в своей бесконечной борьбе с бытом. Но Таня уже не была частью этого. Она была молью.

— Зара! — крикнула она, но вместо голоса из горла вырвался тонкий писк, едва слышный за скрипом старого паркета.

Из-под кровати выползла Зара. Её подруга-«жена» из Дагестана, с которой они делили эту обшарпанную двушку на окраине города, теперь была тараканом. Глянцевая, коричневая, с длинными усами, шевелящимися, как антенны сломанного рижского радио. Зара посмотрела на Таню своими фасеточными глазами и сказала:

— Ну что, подруга, допились мы вчера твоего портвейна.

Таня взмахнула крыльями и взлетела к лампе на потолке. Свет манил её, как магнит — ржавую скрепку. Она кружилась вокруг голой лампочки, ощущая тепло, почти обжигающее, но такое притягательное, что остановиться было невозможно.

— Ты чего творишь, Тань? Сгоришь же! — Зара заскребла лапками по полу, пытаясь забраться на стену, но соскальзывала, оставляя за собой тонкий шорох.

— Это свет, Зара, — пищала Таня, — он зовёт. Ты не понимаешь, что ли? Это знание, это красота!

— Знание, говоришь? — Зара наконец вскарабкалась на подоконник и уселась там, глядя на Таню сверху вниз. — А я вот во тьме вижу смысл. Спрячешься под шкаф — и никакая тапка тебя не достанет. Выживание — вот что важно.

Таня закружилась ещё быстрее, её крылья чуть не задевали раскалённое стекло. Она вспомнила, как вчера они с Зарой сидели на кухне, пили дешёвое вино из «Магнита» и спорили о жизни. Таня жаловалась, что в Воронеже её никто не понимает — ни коллеги из «Пятерочки», где Танюха работала мерчиндайзером, ни мать, которая до сих пор надеется на «нормального зятя». Зара рассказывала о Дагестане, о том, как там училась прятать свои мысли под слоем кавказского молчания, как таракан под половицей. Может, это вино было заколдованным? Или воздух Воронежа, пропитанный пылью МашМета и тоской, решил показать им их истинные лица?

— Мы теперь насекомые, Зар, — пискнула Таня, зависнув в воздухе. — Это что, навсегда?

— А тебе не всё равно? — фыркнула Зара, шевеля усами. — Я и человеком была тараканом. Бегала, выживала. А ты всегда к свету тянулась, как дура какая-то. Вот и долеталась.

Из лампы вдруг раздался голос. Глубокий, гудящий, как древняя трансформаторная будка за домом:

— Таня, ты — искатель. Свет — твоя судьба, но он же тебя и сожжёт. Зара, ты — хранитель тьмы. Тень — твоя сила, но в ней ты слепа. Вы — две стороны одной пыльной комнаты.

Таня замерла, крылья задрожали. Зара спрыгнула с подоконника и подползла ближе к лампе, близоруко щурясь на свет, но не приближаясь.

— И что нам делать? — осторожно спросила она, постукивая лапкой по полу.

— Жить, — по-шаляпински пробасил голос. — Или не жить. Выбор за вами.

Свет мигнул, и вдруг Таня с Зарой снова оказались на своих местах: Таня — на кружевной блядской кровати, Зара — на продавленном маленьком диване. Руки вместо крыльев, ноги вместо лапок. Но что-то осталось. Таня посмотрела на лампу и почувствовала, как её тянет встать и включить свет, даже среди дня. Зара, наоборот, инстинктивно потянулась к тёмному углу комнаты, где валялся старый плед привезенный ей из Махачкалы.

— Знаешь, Тань, — сказала Зара, потирая виски, — я теперь понимаю, почему ты такая. Ты не просто лесбиянка из Воронежа. Ты моль. А я, выходит, таракан из Махачкалы.

— Может, мы всегда ими были? — Таня задумчиво пожевала бесцветную прядь, но в её глазах мелькнул тот же свет, что манил её к лампе.

Они замолчали. За окном подслеповатый Воронеж гудел дальше, ничего не замечая. А в комнате теперь жили две женщины, которые знали: их крылья и усы никуда не делись. Просто спрятались до следующей ночи…