Каратэка и масонский шёпот под пальмами

Витя был пацаном из тех, что в восьмидесятые лупили воздух пяткой в подвале облупленного ДК имени Урицкого, пока тренер орал: «Выше ногу, как Брюс Ли, а не как тёща с картошкой!» К тринадцати он получил чёрный пояс по карате — не за мастерство, а за то, что замучил всех своим упрямством, и тренер сдался: «Носи, только не позорь нас на районе». Витя носил, пока не понял, что в драке за гаражами бутылка «Жигулёвского» бьёт точнее, чем маваши-гери. Карате ушло в прошлое, как мечты о Гонконге, но привычка лупить в цель осталась.

К двадцати Витя, сам не зная как, попал в Литературный институт. Вместо досок он теперь колошматил рифмы — писал про дождь, любовь и ржавые трамваи, пока преподы кривились: «Не Есенин, но ритм держишь, живи». Диплом был красный, как галстук пионера, но работы не находилось — СССР трещал, как старый телевизор, и Витя пошёл в дворники. Махать метлой было проще, чем строить коммунизм или сочинять оды Горбачёву.

А потом его охмурили масоны. Не в подворотне с ножом, а интеллигентно, на тусовке в Доме литераторов, где какой то очередной третьесортный поэт читал про осень и водку. К Вите подошёл мужик в пиджаке, пахнущем одеколоном и чем-то ещё — то ли бабками, то ли старыми тайнами. «Ты пишешь?» — спросил он, глядя в глаза, как продавец на Черкизоне, знающий, что у тебя в кармане последняя пятёрка. Витя кивнул. «Пиши для нас», — сказал мужик и сунул визитку с треугольником и глазом — будто из доллара вырезал. «Масоны?» — хмыкнул Витя. Мужик улыбнулся, как Будда после косяка: «Назови как хочешь, главное — пиши».

Задание было мутное: сочинять романы про масонов — про пирамиды, Грааль и подвалы, но с подвохом. В книжки надо было зашивать НЛП-послания, чтобы людишки читали и шли куда велено, не понимая, кто дёргает за нитки. Через неделю телефон в коммуналке — чёрный, как гробик комсомольских надежд — затрещал. Витя снял трубку.

— Каратэка, — голос был гладкий, как реклама «Пепси», — это Магистр Ложи Измайлово-13. Пора начинать. Пиши про храм под Кремлём, вложи фразу: «Доверяй руке, что ведёт к свету». Чтоб читатели акции покупали, понял?
— Какие акции? — буркнул Витя, чиркая спичкой о коробок.
— Не твоё дело, — хмыкнул Магистр. — Пиши, чтоб гипноз был. И приезжай завтра в Измайлово, на сходку. Пароль — «Трижды три». Костюм не надевай, у нас фартуки выдают.

Витя затянулся «Примой» и подумал: «Ну, хоть не метлой махать». На следующий день он ехал в метро до «Измайловской», глядя на тёток с авоськами и думая, что масоны — это, может, и не хуже Горбачёва с его трезвостью.

Сходка была в подвале старого кинотеатра, где пахло сыростью, портвейном и чем-то ещё — то ли ладаном, то ли дешёвым одеколоном «Шипр». Стены покрывала облупленная краска, а в углу стоял стол с самоваром, шипевшим, как недовольный комсорг. Масоны — человек десять, все в фартуках с треугольниками — шептались, держа в руках стаканы с чем-то мутным. Магистр, тот самый из телефона, был лысый, с лицом, как у завхоза, но глаза блестели, будто он знал, где спрятан Грааль.

— Каратэка, — сказал он, хлопнув Витю по плечу, — ты наше новый перо. Это я тебе уже говорил. Повторяю. Вот тебе первый заказ: роман «Ложа под асфальтом». Чтоб читали и шли за светом, понял? А это — Великий Архитектор, он проверит текст.
Архитектор, мужик с бородой, как у Маркса, кивнул:
— Фраза должна бить в мозг, как твой маваши-гери. Чтоб массы не думали, а делали. Пиши метафоры, но не переборщи — нам Есенины тут нахуй не нужны.

Витя хмыкнул: «Ладно, бью пяткой в мозг». Ему выдали фартук, стакан портвейна и листок с «ритуалом» — шептать «Трижды три» перед каждой главой. Он шепнул, выпил и пошёл домой, думая, что это всё похоже на пионерский сбор, только с бабками вместо костра.

Первая книжка, «Ложа под асфальтом», вышла через три месяца в издательстве «Эксчмо». Витя наплёл про масонов, строящих храм под Красной площадью, и зашил фразу: «Доверяй руке, что ведёт к свету». Читатели — тётки в метро, мужики в электричках — стали скупать акции какой-то конторы «Светлый путь». Масоны звонили:

— Каратэка, — голос Магистра был довольный, как у кота после черкизовской сметаны, — акции попёрли. Пиши ещё, вложи: «Смотри в глубину, там покой». Чтоб шли в бары, понял?
— А чего в бары-то? — буркнул Витя, чиркая спичкой.
— Не твоё дело, — отрезал Магистр. — На следующей мессе ждём с черновиком. Пароль тот же.

Мессы в Измайлово были раз в месяц. Подвал гудел от шёпота: «Трижды три, трижды три». Масоны в фартуках пили портвейн, жгли свечи и читали Витины черновики. Архитектор тыкал пальцем в строчки: «Тут слабый гипноз, добавь шёпот камня, чтоб сильнее било». Витя кивал, пил мутный чай из самовара и думал: «Карате мозгов, чистый дзен». Вторая книжка, «Глаз в стакане», про масона-алкаша, пошла ещё лучше — бары ломились, читатели бормотали: «Глубина, покой…», а масоны сунули Вите конверт с бабками и записку: «Ебашь больше символов».

Третья месса была театром абсурда. Магистр нацепил циркуль на шею, как медаль, и сказал: «Каратэка, ты наш! Брюс Ли пера. Пиши «Тень пирамиды», вложи: «Слушай зов песка». Чтоб в отпуск ехали, в Египет». Витя хохотнул: «А если в Сочи?» Магистр нахмурился: «Египет, Каратэка, Египет. Сочи для лохов». Витя пожал плечами и написал. Читатели поехали в Египет, турфирмы пухли от бабок, а масоны звонили: «НЛП — огонь, пиши ещё».


Однажды ночью, глядя на стопку своих книжек и пачку денег, Витя закурил «Приму» и неожиданно понял: не его охмурили, а он сам себя загнал в эту хуйню. Треугольники, шёпоты, циркули — всё было иллюзией, как реклама «Пепси» в детстве. Он писал, чтобы вести массы, но вёл только себя — к бабкам и пустоте. Телефон затрещал:

— Каратэка, — Магистр был раздражён, — где новый роман? Срок горит, сука!
— Слушай зов песка, — хмыкнул Витя и бросил трубку.

Он собрал бабки, купил билет в Тай и свалил. В Паттайе, под пальмой, с кокосом вместо портвейна, Витя открыл ноутбук и вошел в чат GPT. «Пиши роман про масонов», — сказал он машине. Та выдала «Пирамиду теней» за три с половиной минуты — с храмами, Граалем и фразой: «Следуй свету, он твой». Витя добавил пару метафор, отправил издателю и заработал втрое больше, чем с масонами. Масоны звонили, но он не брал — пусть шепчут «Трижды три» в пустоту. Теперь он писал под пальмами, попивая пиво «Чанг», а GPT гипнотизировал массы вместо него. Витя хохотнул, коротко, как выстрел из хлопушки, и подумал: «Карате пера, чистый дзен. Только без фартуков». И пошёл купаться, где шёпот песка был честнее, чем любой Магистр.