Яичковое гунфу

Саня Уголков сидел в своей запущенной овальной однушке на окраине Купчино, где бетонные коробки росли, как псилоцибинновые грибы после радиационного дождя, и пялился в экран ноута. На экране извивалась размалёванная туповатая блондинка с глазами, как у куклы из секс-шопа, и что-то хрипло бормотала про «глубже, милый». Саня чувствовал, как рука сама тянется к ширинке, но в голове вдруг щелкнуло: «Зачем? Я ж этого не хочу. Или хочу? Но почему?» Он замер, будто его шарахнуло разрядом, и уставился в серый потолок, где разросшаяся паутина в углу напоминала схему метро в Токио.

«Чё за херня?» – подумал Саня. Желание было, как навязчивая реклама в мозгу: вроде не просил, а она лезет. Он решил, что это не просто так, и вечером рванул в клуб «120 грамм» – место, где под невротическими неоновыми лампами собирались все — от офисных хипстеров до шаманов с AliExpress. Там, в вяло беснующейся толпе, пахнущей потом и синтетическим экстази, Саня наткнулся на Простислава – хитроватого типона в льняной китайской рубахе, с бородой, как у даосского бомжа, и глазами, маслянисто блестящими, будто он только что снюхал звёздную пыль.

– Пойдём, брат, – приобнял Простислав, увлекая Саню в сортир, где вонь мочи мешалась с ароматом голландских бошек. Он достал приличный косяк, задумчиво раскурил, предложил Сане и дым поплыл, как облака над Гималаями. – Ты думаешь, это ты дрочить хочешь? Хуя лысого. Это ОНИ тебя доят.

– Кто это — ОНИ? – Саня затянулся, шишки задорно защелкали в смолистом косяке и мир вокруг стал похож на мультфильм, где всё слегка покачивается и подмигивает.

– Высшие Паразиты, – Простислав понизил привычно энэлпирующий голос, будто боялся, что унитаз подслушает. – Невидимые твари, которые висят над нами, как спутники. Сечёшь? У каждого человека – своя нить, как пуповина. Они, суки, дёргают, и ты чувствуешь: надо! Надо теребонькать! А на самом деле это они энергию тянут. Холодный ядерный сексуальный синтез, брат. Ты – корова, а они – фермеры. Порно – их главный инструмент. Через экраны, через тёлок бесоёбских с силиконовыми сиськами, через всю эту хуйню они нас и доят. А знаешь, кто бабищ этих ведёт? Сущности. Подселяют в них демонов, и те вертят мужиками, как марионетками.

Саня кашлянул, ароматный дым застрял в горле. Он представил, как над ним парит какой-то склизкий осьминог с антеннами, сосущий его энергию через невидимую дьявольскую соломинку. Картинка была мерзкая, но логичная. Слишком логичная.

– И чё делать? – спросил он, туповато глядя на Простислава, который уже походил на японского оракула из манги.

– Экономь семя, брат. В нём – сила. Китайские императоры знали толк. Не трать, копи. Есть такая штука – «Яичковое гунфу», Мантек Чиа, слыхал? Учишься держать энергию, как воду в ладонях. Станешь, как ядерный реактор, а не как батарейка для их дойки.
Простислав задумчиво припыхнул и отрешенно уставился в пустоту за писуарами, словно пытаясь осознать, что он сам сейчас пизданул. Проку от него уже не было никакого.

Саня покачиваясь вышел из сортира, и клуб показался ему неоновой фермой: люди колченого танцевали, кривлялись, как коровы на бойне, нарисованные ранними ИИ, а над ними, если прищуриться, мерещились извивающиеся тени с щупальцами.

Он вернулся домой, скачал PDF с «Яичковым гунфу» Чиа и принялся читать. Там было про дыхание, про сжатие мышц, про то, как не дать сексуальной энергии утечь. Саня сидел в позе лотоса, сжимал яростно сухие кулачки и представлял, как его небольшие злые яйца превращаются в два маленьких солнца, полных мощи. Паразиты, думал он, теперь вам пиздец.

Но где-то в глубине сознания, как статический потрескивающий шум, всё ещё звучало: «А может, разок? Для расслабления?» И Саня, стиснув зубы, сжимал мышцы ещё сильнее, будто хотел задушить эту крамольную мысль, как змею. Потому что теперь он знал: это не его мысль. Это дёргали за нить.