Аццкий господин (Продолжение)

Борины мемуары писались тяжело, как запор после тюремных макарон.
Каждый день он скрипел огрызком карандаша по обрывку газеты «Красная Звезда», выводя корявые строчки о том, что «власть — это галлюцинация, а подчинение — коллективный бессознательный психоз». Его сокамерник, мужик по кличке Череп (бывший армейский снайпер, ныне — специалист по разборкам на зоне), однажды поинтересовался:

— Борь, ты чё, философ, блядь, штоле?

Боря привычно вздохнул, отложив карандаш.

— Вся жизнь — философия, брат. Вот ты, допустим, стрелял. А кто тебе сказал, что цель — это не твоя собственная голова, которую ты ещё не прострелил?

Череп осторожно задумался, почесал покосившуюся татуировку на плече (уже не разобрать — то ли «Смерть врагам», то ли «Смерть врачам») и выдал:

— Бля… А хули я тогда в туалет срать хожу, если всё иллюзия?

— А вот это, — Боря торжествующе ткнул пальцем в воздух, — и есть главный вопрос.

Тем временем на воле Галина, та самая налоговица-провокатор, получила премию и повышение. Теперь она курировала отдел по борьбе с теневой экономикой и периодически заходила в инстаграм, где выкладывала фото с котиком и цитаты про «сильных женщин».
Но иногда, перед сном, она вспоминала Борин зачумлённый подвал. И его ссохшийся голос, который шептал ей в темноте: «Галя, а ты уверена, что ты рабыня?»
И тогда она натягивала на лицо маску для сна, словно пытаясь скрыться от самой себя.

В Бутырке Боря дописал последнюю главу.

«Вывод: все мы — либо ебланы, либо ебнутые. А разницы нет.»

Он аккуратно сложил исписанные газетные листы, сунул их под матрас и лёг спать.

Назавтра его этапировали…

Этап пришел внезапно, как понос после столовского борща.
Конвойные, пахнущие потом и "Красным Москвичом", затолкали Борю в "воронок" с такими же философами-неудачниками — ворами, мошенниками и одним педофилом (но тот благоразумно молчал, потому что знал: здесь за такое быстро и конкретно лечат зубы бетонным полом и петушиным кутком).

Везли долго. Где-то под Рязанью «воронок» заглох, и охранник, щербатый мужик с глазами как две пустые гильзы, открыл дверь:

— Размяться, бляди. Только далеко не бегать — стрелять буду.

Зэки высыпали на обочину, закурили, потягиваясь. Боря глянул на небо — низкое, серое, как тюремное одеяло.

— Эй, философ! — окликнул его здоровый детина с перекошенным носом. — Говорят, ты про матрицу свою бакланишь. Ну и где мы, по-твоему?

Боря задумчиво пнул ржавую банку из-под "Янтаря".

— В жопе, брат. Причем в самой глубокой складке.

Мужик задумался, потом хрипло рассмеялся:

— Ну хуйня вопрос. Это хоть понятно.

В колонии Борю определили в ПКТ — помещение камерного типа. Там сидели и "опущенные", но Боря быстро и трогательно пояснил смотрящему, что он не педофил, а «социальный философ с БДСМ уклоном», и его оставили в покое.

Камеру он делил со старым зеком по кличке Декан — бывшим преподавателем марксизма, который в 90-е переквалифицировался в рэкетиры.

— Ты, пацан, в своей книжке про «симуляцию» правильно мыслишь, — хрипел Декан, разминая отёкшие синие ноги, изуродованные тромбами. — Только забываешь главное: симуляция — она для лохов. А настоящие пацаны живут в реальности.

— А какая разница? — хмуро спросил Боря.

— А вот какая. — Декан достал из-под матраса заточку, сделанную из ложки. — Вот это — реально. А все твои книжки — хуйня.

Боря хотел возразить, но в этот момент в коридоре раздался крик:

— ПОБЕГ!!!

Как выяснилось, с третьего корпуса рванули двое: свидомый дед с Украины, осужденный за контрабанду сала, и какой-то чеченец. Их поймали через три часа — они сидели в ближайшем лесу и мирно ели банку тушенки, даже не пытаясь скрыться.

На вечерней поверке начальник колонии, толстый майор с мурлом как у вареной свёклы, орал:

— Вы думаете, это кино? Что сбежите и будете свободными? Да ваша свобода — вот она! — Он показал на вышку с автоматчиком. — Всё остальное — хуйня!

Зэки смиренно молчали. Боря смотрел на луну — мутную, словно запотевшее стекло в тюремном туалете.

— Ну что, философ, — шепнул Декан. — И где твоя матрица теперь?

Боря вздохнул.

— Там же, где и всегда. В наших головах.

— Ну и мудак, — отрезал старик и отвернулся.

Ночью Боре снилось, что он снова в своем подвале. Только теперь трон пуст.
И он не понимает — то ли он только что встал с него, то ли так и не решился сесть…